Наступило утро желанного,
давно снившегося дня, наступило — урааа, господа охотники!! — 29-е июня...
Наступил день, в который забываются долги, жучки, дорогие харчи, тещи и даже
молодые жены, — день, в который г. уряднику, запрещающему стрелять, можно показать
двадцать кукишей...
Побледнели и затуманились
звезды... Кое-где послышались голоса... Из деревенских труб повалил сизый,
едкий дым. На серой колокольне показался не совсем еще проснувшийся пономарь и
ударил к обедне... Послышалось храпенье растянувшегося под деревом ночного
сторожа. Проснулись щуры, закопошились, залетали с одного конца сада на другой
и подняли свое невыносимое, надоедливое чириканье... В терновнике запела
иволга... Над людской кухней засуетились скворцы и удоды... Начался даровой утренний
концерт...
К развалившемуся, живописно
обросшему колючей крапивой крыльцу дома отставного гвардии корнета Егора
Егорыча Обтемперанского подъехали две тройки. В доме и во дворе поднялась
страшная кутерьма. Всё живущее вокруг Егора Егорыча заходило, забегало и
застучало по всем лестницам, сараям и конюшням... Переменили одного коренного.
У кучеров слетели с голов картузы, у лакея, Катькина прихвостня, засиял под
носом красный фонарь, кухарок назвали «стервозами», послышалось имя сатаны и
аггелов его... В пять минут тарантасы, наполнились коврами, полостями, кульками
с провизией, ружейными чехлами.
— Готово-с! — пробасил
Аввакум.
— Пожалуйте! Готово! —
крикнул сладеньким голоском Егор Егорыч, и на крыльце показалась многочисленная
публика. Первый вскочил в тарантас молодой доктор. За ним вполз архангельский
мещанин Кузьма Больва, старичок в сапогах без каблуков, в рыжем цилиндре, с
двадцатипятифунтовой двустволкой и с желто-зелеными пятнами на шее. Больва —
плебей, но гг. помещики, из уважения к его преклонным летам (он родился в конце
прошлого столетия) и уменью попадать в подброшенный двугривенный, не брезгуют
его плебейством и берут с собой на охоту.
— Пожалуйте, ваше
превосходительство! — обратился Егор Егорыч к маленькому седому толстячку в
белом со светлыми пуговицами кителе и с аннинским крестом на шее. —
Подвиньтесь, доктор!
Отставной генерал крякнул,
стал одной ногой на подножку и, поддерживаемый Егором Егорычем, толкнул животом
доктора и грузно уселся возле Больвы. За генералом вскочили генеральский щенок
Тщетный и легавый Егора Егорыча, Музыкант.
— М-м-м... того, братец...
Ваня! — обратился генерал к своему племяннику, юноше-гимназисту с длинной
одностволкой через спину. — Ты можешь сесть здесь, возле меня. Иди сюда!
Н-да... Вот здесь. Не шали, мой друг! Лошадь может испугаться!
Пустив еще раз в нос
коренному табачного дыма, Ваня вскочил в тарантас, отодвинул Больву от генерала
и, повертевшись, сел. Егор Егорыч перекрестился и сел рядом с доктором. На
козлах, рядом с Аввакумом, примостился длинный и сухой преподаватель математики
и физики в Ваниной гимназии, г. Манже.
Первый тарантас Наполнился.
Началась нагрузка второго тарантаса.
— Готово! — крикнул Егор
Егорыч, когда во второй тарантас, после долгих споров и беганья вокруг и около,
поместились остальные восемь человек и три собаки.
— Готово! — крикнули гости.
— Ну? Итак, значит, трогать,
ваше превосходительство? Господи благослови, — трогай, Аввакумка!
Первый тарантас покачнулся и
тронулся с места. Второй, вмещавший в себе самых ярых охотников, покачнулся,
отчаянно скрипнул, взял немного в сторону и, очутившись впереди первого,
покатил к воротам. Охотники улыбнулись все разом и захлопали от восторга в
ладоши. Все почувствовали себя на седьмом небе, но... злая судьба!.. не успели
они выехать со двора, как случился скандал...
— Стой! Подожди! Стой!!! —
раздался сзади троек пронзительный тенор.
Охотники оглянулись и
побледнели. За тройками гнался невыносимейший в мире человек, известный всей
губернии скандалист, брат Егора Егорыча, отставной капитан 2-го ранга Михей
Егорыч... Он отчаянно махал руками. Тройки остановились.
— Что тебе? — спросил Егор
Егорыч.
Михей Егорыч подбежал к
тарантасу, стал на подножку и замахнулся на Егора Егорыча. Охотники зашумели.
— Что такое? — спросил
покрасневший Егор Егорыч.
— То такое, — закричал Михей
Егорыч, — что ты Иуда, скотина, свинья!.. Свинья, ваше превосходительство! Ты
отчего не разбудил меня? Отчего ты не разбудил меня, осел, я тебя спрашиваю,
подлеца этакого? Позвольте, господа... Я ничего... Я его только поучить хочу!
Ты почему не разбудил меня? Не хочешь брать с собой? Я помешаю тебе? Напоил
меня вчера вечером нарочно и думал, что я просплю до двенадцати часов! Каков
молодец! Позвольте, ваше превосходительство... Я его только раз... смажу...
Позвольте!
— Чего вы лезете? — крикнул
генерал, растопыривая руки. — Разве не видите, что нет места? Вы уж слишком...
позволяете...
— Напрасно ты бранишься,
Михей, — сказал Егор Егорыч. — Я не разбудил тебя потому, что тебе незачем
ехать с нами... Ты не умеешь стрелять. Зачем тебе ехать? Мешать? Ведь ты не
умеешь стрелять!
— Не умею? Не умею я
стрелять? — закричал Михей Егорыч так громко, что даже Больва заткнул уши. —
Но, в таком случае, за каким чёртом доктор едет! Он тоже не умеет стрелять! Он
лучше меня стреляет?
— Он прав, господа, — сказал
доктор. — Я не умею стрелять, не умею ружья даже держать... Я терпеть не могу
стрельбы... Я не знаю, зачем вы берете меня с собой... За каким дьяволом? Пусть
он садится на мое место! Я остаюсь!.. Есть место, Михей Егорыч!
— Слышишь, слышишь? Зачем же
ты его берешь?
Доктор поднялся с явным
намерением вылезти из тарантаса. Егор Егорыч схватил доктора за фалду и потянул
его вниз.
— Но... не рвите сюртука! Он
тридцать рублей стоит... Пустите! И вообще, господа, я просил бы вас не
беседовать со мной сегодня... Я не в духе и могу неприятностей наделать, сам
того не желая. Пустите, Егор Егорыч! Садитесь на мое место, Михей Егорыч! Я спать
пойду!
— Вы должны ехать, доктор! —
сказал Егор Егорыч, не выпуская фалды. — Вы дали честное слово, что поедете!
— Это было вынужденное
честное слово. Ну, для чего мне ехать, для чего?
— А для того, — запищал Михей
Егорыч, — чтобы вы не остались с его женой! Вот для чего! Он ревнует к вам,
доктор. Не езжайте, голубчик! Назло не езжайте! Ревнует, ей-богу ревнует!
Егор Егорыч густо покраснел и
сжал кулаки.
— Эй, вы! — крикнули с
другого тарантаса. — Михей Егорыч, будет вам ерундить! Идите сюда, нашлось место!
Михей Егорыч ехидно
улыбнулся.
— А что, акула? — сказал он.
— Чья взяла? Слышал? Нашлось место! Назло поеду! Поеду и буду мешать! Честное
слово, буду мешать! Ни черта не убьешь! А вы, доктор, не езжайте. Пусть лопнет
от ревности.
Егор Егорыч поднялся и потряс
кулаками. Глаза его налились кровью.
— Негодяй! — сказал он,
обращаясь к брату. — Ты не брат мне! Недаром прокляла тебя матушка покойница!
Батюшка скончался во цвете лет чрез твое безнравственное поведение!
— Господа... — вмешался
генерал. — Я полагаю... достаточно. Братья, рродные братья!
— Он родной осел, ваше
превосходительство, а не брат! Не езжайте, доктор! Не езжайте!
— Трогай, чтобы чёрт побрал
вас... А-а-а... Чёрт знает, что такое! Трогай! — крикнул генерал и ударил
кулаком в спину Аввакума. — Тррогай!
Аввакум ударил по лошадям, и
тройка тронулась с места. Во втором тарантасе писатель, капитан Кардамонов,
взял себе на колени двух собак, а на их место усадил ретивого Михея Егорыча.
— Счастье его, что нашлось
место! — сказал Михей Егорыч, усаживаясь в тарантасе, — а то бы я его...
Опишите-ка этого разбойника, Кардамонов!
Кардамонов послал в прошлом
году в «Ниву» статью под заглавием: «Интересный случай многоплодия среди
крестьянского народонаселения», прочел в почтовом ящике неприятный для авторского
самолюбия ответ, пожаловался соседям и прослыл писателем.
Согласно предначертанному
плану действий, решено было ехать прежде всего на крестьянский сенокос,
находящийся в семи верстах от имения Егора Егорыча, — ехать на перепелов.
Приехавши на сенокос, охотники вылезли из тарантасов и разделились на две
группы. Одна группа, имея во главе генерала и Егора Егорыча, направилась
направо; другая, с Кардамоновым во главе, пошла налево. Больва отстал и пошел
сам по себе. На охоте он любил тишину и молчание. Музыкант с лаем побежал
вперед и через минуту согнал перепела. Ваня выстрелил и не попал.
— Высоко взял, чёрт возьми! —
проворчал он.
Щенок Тщетный, взятый
«приучаться», услышав первый раз в жизни выстрел, залаял и, поджав хвост,
побежал к тарантасам. Манже выстрелил в жаворонка и попал.
— Нравится мне эта птичка! —
сказал он, показывая доктору жаворонка.
— Проваливайте... — сказал
тот. — Вообще я просил бы вас не беседовать со мною... Я сегодня не в духе.
Отойдите от меня!
— Вы скептик, доктор!
— Я-то? Гм... А что значит
скептик?
Манже задумался.
— Скептик значит человеко...
человеко... нелюбец, — сказал он.
— Врете. Не употребляйте тех
слов, которых вы не понимаете. Отойдите от меня! Я могу наделать неприятностей,
сам того не желая... Я не в духе...
Музыкант сделал стойку.
Генерал и Егор Егорыч побледнели и притаили дыхание.
— Я выстрелю! — прошептал
генерал. — Я... я... позвольте! Вы во второй раз уж того...
Но не удалась стойка. Доктор
от нечего делать пустил камешком в Музыканта и попал между ушей... Музыкант
взвизгнул и подскочил. Генерал и Егор Егорыч оглянулись. В траве послышался
шорох и взлетел крупный стрепет. Во второй группе зашумели и указали на стрепета.
Генерал, Манже и Ваня прицелились. Ваня выстрелил, у Манже осеклось... Поздно
было! Стрепет полетел за курган и опустился в рожь.
— Полагаю, доктор, что... не
время теперь шутить! — обратился генерал к доктору. — Не время-с!
— А?
— Не время теперь шутить.
— Я не шучу.
— Неловко, доктор! — заметил
Егор Егорыч.
— Не брали бы... Кто вас
просил брать меня? Впрочем... не желаю объясняться... Я не в духе сегодня...
Манже убил другого жаворонка.
Ваня согнал молодого грача, выстрелил и не попал.
— Высоко взял, чёрт возьми! —
проворчал он.
Послышались два подряд
выстрела: Больва уложил за курганом своей тяжелой двустволкой двух перепелов и
положил их в карман. Егор Егорыч согнал перепела и выстрелил. Подстреленная
перепелка упала в траву. Торжествующий Егор Егорыч поднял ее и поднес генералу:
— В крылышко, ваше
превосходительство! Жива еще-с!
— Н-да... Жива... Надо
предать скорой смерти.
Сказавши это, генерал поднес
перепелку ко рту и клыками перегрыз ей горло. Манже убил третьего жаворонка.
Музыкант сделал другую стойку. Генерал сбросил с головы фуражку, навел ружье...
«Пиль!» Взлетел крупный перепел, но... мерзавец доктор торчал как раз в области
выстрела, почти перед дулом!
— Прочь! — крикнул генерал.
Доктор отскочил, генерал
выстрелил, и, разумеется, дробь опоздала.
— Это низко, молодой человек!
— крикнул генерал.
— Что такое? — спросил
доктор.
— Вы мешаете! Чёрт вас просит
мешать! По вашей милости я промахнулся! Чёрт знает что такое — из рук вон!
— Да вы-то чего кричите?
Пфф... не боюсь! Я генералов не боюсь, ваше превосходительство, а в особенности
отставных. Потише, пожалуйста!
— Удивительный человек! Ходит
и мешает, ходит и мешает, — ангел выйдет из терпения!
— Не кричите, пожалуйста,
генерал! Кричите вот на Манже! Он, кстати, боится генералов. Хорошему охотнику
никто не помешает. Скажите лучше, что стрелять не умеете!
— Довольно-с! Вам слово — вы
десять... Ваничка, дай-ка сюда пороховницу! — обратился генерал к Ване.
— Для чего ты пригласил на
охоту этого бурбона? — спросил доктор Егора Егорыча.
— Нельзя, брат! — ответил
Егор Егорыч. — Нельзя было не взять. Ведь я ему того... восемь тысяч...
Э-хе-хе, братец! Не будь этих проклятых долгов...
Егор Егорыч не договорил и
махнул рукою.
— Правда, что ты ревнуешь?
Егор Егорыч отвернулся и
прицелился в высоко летевшего коршуна.
— Ты его потерял, молокосос!
— раздался громовый голос генерала. — Ты потерял его! Он сто рублей стоит,
поросенок!
Егор Егорыч подошел к
генералу и осведомился, в чем дело. Оказалось, что Ваня потерял генеральский
патронташ. Начались поиски за патронташем, и охота была прервана. Поиски
продолжались час с четвертью и увенчались успехом. Нашедши патронташ, охотники
сели отдохнуть.
Во второй группе перепелиная
охота была тоже не совсем удачна. В этой группе Михей Егорыч был тем же, чем
доктор в первой, даже хуже. Он выбивал из рук ружья, бранился, бил собак,
рассыпал порох, словом — выделывал чёрт знает что... После неудачных выстрелов
по перепелам, Кардамонов со своими собаками погнался за молодым коршуном.
Коршуна подстрелили и не нашли. Капитан 2-го ранга убил камнем суслика.
— Господа, давайте
анатомировать суслика! — предложил письмоводитель предводителя дворянства, Некричихвостов.
Охотники сели на траву,
вынули перочинные ножи и занялись анатомией.
— Я в этом суслике ничего не
нахожу, — сказал Некричихвостов, когда суслик был изрезан на мелкие кусочки. —
Даже сердца нет. Вот кишки так есть. Знаете что, господа? Поедемте-ка на
болота! Что мы тут можем убить? Перепела — не дичь; то ли дело кулички,
бекасы... А? Едем!
Охотники поднялись и лениво
направились к тарантасам. Приближаясь к тарантасам, они сделали залп по
свойским голубям и убили одного.
— Ваше превосх... Егорыгорч!
Ваше... Егорч... — закричала вторая группа, увидев отдыхающую первую. — Ау, ау!
Генерал и Егор Егорыч
оглянулись. Вторая группа замахала фуражками.
— Зачем? — крикнул Егор
Егорыч.
— Дело есть! Дрохву убили!
Скорей сюда!
Первая группа дрохве не
поверила, но к тарантасам пошла. Усевшись в тарантасы, охотники порешили
оставить перепелов в покое и согласно маршруту проехать еще пять верст — к
болотам.
— Я ужасно горяч на охоте, —
обратился генерал к доктору, когда тройки отъехали версты на две от сенокоса. —
Ужасно! Отца родного не пощажу. Уж вы того... извините старику!
— Гм...
— Каким добряком, шельмец,
стал! — шепнул Егор Егорыч доктору на ухо. — Что значит мода пошла дочек за
докторов отдавать! Хитер его превосходительство! Хе-хе-хе...
— А просторней стало! —
заметил Ваня.
— Да.
— Отчего бы это? Совсем
просторно...
— Господа, а Больва где? —
хватился Манже.
Охотники посмотрели друг на
друга.
— Где Больва? — повторил
Манже.
— Должно быть, на той тройке.
Господа, — крикнул Егор Егорыч, — Больва с вами?
— Нет, нету! — крикнул
Кардамонов.
Охотники задумались.
— Ну, чёрт с ним! — порешил
генерал. — Не ворочаться же за ним!
— Надо бы, ваше
превосходительство, воротиться. Слаб уж очень! Без воды умрет. Не дойдет.
— Захочет, так дойдет.
— Умрет старичок. Ведь ему
девяносто!
— Пустяки.
Подъехав к болотам, наши
охотники вытянули физиономии... Болота были запружены охотниками, и вылезать из
тарантасов поэтому не стоило. Немного подумав, охотники порешили проехать еще
пять верст, к казенным лесам.
— Кого же вы там стрелять
будете? — спросил доктор.
— Дроздов, орлиц... Ну,
тетеревов.
— Так-с. Ну, а что поделывают
теперь мои несчастные больные? И зачем вы меня взяли с собой, Егор Егорыч? Эх!
Доктор вздохнул и почесал
затылок. Подъехав к первому попавшемуся леску, охотники повылезли из тарантасов
и начали совещаться: кому идти направо и кому налево?
— Знаете что, господа? —
предложил Некричихвостов. — В силу того закона, так сказать, в некотором роде
природы, что дичь от нас не уйдет... Гм... Дичь от нас не уйдет, господа!
Давайте-ка прежде всего подкрепимся! Винца, водочки, икорки... балычка... Вот
тут, на травке! Вы какого мнения, доктор? Вам лучше это знать: вы доктор. Ведь
нужно подкрепиться?
Предложение Некричихвостова
было принято. Аввакум и Фирс разостлали два ковра и разложили вокруг них кульки
со свертками и бутылками. Егор Егорыч порезал колбасу, сыр, балык,
Некричихвостов раскупорил бутылки, Манже нарезал хлеба... Охотники облизнулись
и возлегли.
— Ну-с, ваше
превосходительство! По маленькой...
Охотники выпили и закусили.
Доктор тотчас же налил себе другую и выпил. Ваня последовал его примеру.
— А ведь тут, надо полагать,
и волки есть, — глубокомысленно заметил Кардамонов, посматривая искоса на
деревья.
Охотники подумали, поговорили
и минут через десять порешили, что волков, надо полагать, нет.
— Ну-с? По другой?
Пропустим-ка! Егор Егорыч, вы чего смотрите?
Выпили по другой.
— Молодой человек! —
обратился Егор Егорыч к Ване. — Вы-то чего думаете?
Ваня замотал головой.
— Но при мне можешь, — сказал
генерал. — Без меня не пей, но при мне... Выпей немножко!
Ваня налил рюмку и выпил.
— Ну-с? По третьей? Ваше
превосходительство...
Выпили по третьей. Доктор
выпил шестую.
— Молодой человек!
Ваня замотал головой.
— Пейте, Амфитеатров! —
сказал покровительственным тоном Манже.
— При мне можешь, но без
меня... Выпей немного!
Ваня выпил.
— Чего это небо сегодня такое
синее? — спросил Кардамонов.
Охотники подумали,
потолковали и через четверть часа порешили, что неизвестно, отчего это небо
сегодня такое синее.
— Заяц... заяц... заяц!!!
Держи!!!
За бугром показался заяц. За
ним гнались две дворняги. Охотники повскакали и ухватились за ружья. Заяц
пролетел мимо, помчался в лес, увлекая за собой дворняг, Музыканта и других
собак. Тщетный подумал, посмотрел подозрительно на генерала и тоже помчался за
зайцем.
— Крупный!.. Вот его бы
того... Как это мы... прозевали?
— Да. Чего же эта бутылка тут
того... Это вы не выпили, ваше высокопревосходительство? Э-э-э-э... Так вот вы
как? Хо-ро-шо-с!
Выпили по четвертой. Доктор
выпил девятую, с остервенением крякнул и отправился в лес. Выбрав самую широкую
тень, он лег на травку, подложил под голову сюртук и тотчас же захрапел. Ваню
развезло. Он выпил еще рюмочку, принялся за пиво, и в нем взыграла душа. Он
стал на колени и продекламировал 20 стихов из Овидия.
Генерал заметил, что
латинский язык очень похож на французский... Егор Егорыч согласился с ним и
добавил, что при изучении французского языка необходимо знать похожий на него
латинский. Манже не согласился с Егором Егорычем, заметив, что не место
толковать там про языки, где сидит физико-математик и стоит так много бутылок,
добавив, что ружье его прежде дорого стоило, что теперь нельзя найти хорошего
ружья, что...
— По восьмой, господа?
— Не много ли будет?
— Ну-у-у... Что вы! Восемь, и
много?! Вы, значит, не пили никогда!
Выпили по восьмой.
— Молодой человек!
Ваня замотал головой.
— Полно! Ну-ка, по-военному!
Вы так хорошо стреляете...
— Выпейте, Амфитеатров! —
сказал Манже.
— При мне пей, но без меня...
Выпей немного!
Ваня отставил в сторону пиво
и выпил еще рюмочку.
— По девятой, господа, а?
Какого мнения? Терпеть не могу числа восемь. Восьмого числа у меня умер отец...
Федор... то есть, Иван... Егор Егорыч! Наливайте!
Выпили по девятой.
— Жарко, однако.
— Да, жарко, но это не
помешает нам выпить по десятой!
— Но...
— Плевать на жару! Докажем,
господа, стихиям, что мы их не боимся! Молодой человек! Покажите-ка пример...
Пристыдите вашего дядюшку! Не боимся ни хлада, ни жары...
Ваня выпил рюмочку. Охотники
крикнули «ура» и последовали его примеру.
— Солнечный удар может
приключиться, — сказал генерал.
— Не может.
— Не может... при нашем
климате? Гм...
— Однако бывали же случаи...
Мой крестный умер от солнечного удара...
— Вы, доктор, как думаете?
Может ли при нашем климате удар приключиться... солнечный, а? Доктор!
Ответа не последовало.
— Вам не приходилось лечить,
а? Мы про солнечный... Доктор, где же доктор?
— Где доктор? Доктор!
Охотники посмотрели вокруг
себя: доктора не было.
— Где же доктор? Исчезоша?
Яко воск от лица огня! Ха-ха-ха.
— К Егоровой жене отправился!
— ляпнул Михей Егорыч.
Егор Егорыч побледнел и
уронил бутылку.
— К жене его отправился! —
продолжал Михей Егорыч, кушая балык.
— Чего же вы врете? — спросил
Манже. — Вы видели?
— Видел. Ехал мимо мужик на
таратайке... ну, а он сел и уехал. Ей-богу. По одиннадцатой, господа?
Егор Егорыч поднялся и потряс
кулаками.
— Я спрашиваю: куда вы едете?
— продолжал Михей Егорыч. — За клубникой, говорит. Рожки шлифовать. Я, говорит,
уж наставил рожки, а теперь шлифовать еду. Прощайте, говорит, милый Михей
Егорыч! Кланяйтесь, говорит, свояку Егору Егорычу! И этак еще глазом сделал. На
здоровье... хе-хе-хе.
— Лошадей!! — крикнул Егор
Егорыч и, покачиваясь, побежал к тарантасу.
— Скорей, а то опоздаешь! —
крикнул Михей Егорыч.
Егор Егорыч втащил на козлы
Аввакума, вскочил в тарантас и, погрозив охотникам кулаком, покатил домой...
— Что же всё это значит,
господа? — спросил генерал, когда скрылась с глаз белая фуражка Егора Егорыча.
— Он уехал... На чем же, чёрт возьми, я уеду? Он на моем тарантасе уехал! То
есть не на моем, а на том, на котором мне нужно уехать... Это странно... Гм...
Дерзко с его стороны...
С Ваней сделалось дурно.
Водка, смешанная с пивом, подействовала как рвотное... Нужно было везти Ваню
домой. После пятнадцатой охотники порешили тройку уступить генералу, с тем
только условием, чтобы он, приехавши домой, немедленно выслал свежих лошадей за
остальной компанией.
Генерал стал прощаться.
— Передайте ему, господа, —
сказал он, — что... что так делают одне только свиньи.
— Вы, ваше
превосходительство, векселя его протестуйте! — посоветовал Михей Егорыч.
— А? Векселя? Нда-с... Пора
уже ему... Нужно честь знать... Я ждал, ждал и наконец утомился ждать...
Скажите ему, что протест... Прощайте, господа! Прошу ко мне! А он свинья-с!
Охотники простились с
генералом и положили его в тарантас рядом с заболевшим Ваней.
— Трогай!
Ваня и генерал уехали.
После восемнадцатой охотники
отправились в лес и, постреляв немного в цель, улеглись спать. Перед вечером
приехали за ними генеральские лошади. Фирс вручил Михею Егорычу письмо с
передачей «братцу». В этом письме была просьба, за неисполнение которой
грозилось судебным приставом. После третьей (проснувшись, охотники повели новый
счет) генеральские кучера уложили охотников в тарантасы и развезли их по домам.
Егор Егорыч, приехавши домой,
был встречен Музыкантом и Тщетным, для которых заяц был только предлогом, чтобы
удрать домой. Посмотрев грозно на свою жену, Егор Егорыч принялся за поиски.
Были обысканы все кладовые, шкафы, сундуки, комоды, — доктора не нашел Егор
Егорыч. Он нашел другого: под жениной кроватью обрел он псаломщика
Фортунатова...
Было уже темно, когда
проснулся доктор... Поблуждав немного по лесу и вспомнивши, что он на охоте,
доктор громко выругался и принялся аукать. Ответа на ауканье, разумеется, не
последовало, и он порешил отправиться домой пешечком. Дорога была хорошая,
безопасная, светлая. Двадцать четыре версты он отмахал в какие-нибудь четыре
часа и к утру был уже в земской больнице. Побранившись всласть с фельдшерами,
акушеркой и больными, он принялся сочинять огромнейшее письмо к Егору Егорычу.
В этом письме требовалось «объяснение неблаговидных поступков», бранились
ревнивые мужья и давалась клятва не ходить никогда более на охоту, — никогда!
даже и двадцать девятого июня.
Комментариев нет:
Отправка комментария